Сегодня годовщина окончания Первой мировой войны. Война всегда — дело рук конкретных людей. Проблема заключается в том,что чем дольше она идет,тем все явственней ускользает из этих рук.
Общественное достояние
Когда 11ноября 1918 года закончилась Первая мировая война,тоочень немногие люди могли вспомнить,из-за чегоже она началась. Что заставило ведущие державы тогдашнего мира вцепиться вглотку друг другу,навалить гекатомбы трупов ивитоге поставить под вопрос само цивилизационное лидерство Европы— всреднесрочной перспективе иутерянное.
Человеческой психике трудно было примириться сбессмысленностью грандиозной бойни. (Полагаю,этим иобъясняется неимоверная популярность в1920-х детективов Агаты Кристи,где убивают исключительно порациональным мотивам.) Именно поэтому многим тогда показалась разумной марксистская теория,рассматривавшая Первую мировую как закономерный этап развития капитализма. Апотом имногие немарксистские историки XX века пришли квыводу,что Первая мировая война была практически неизбежна,она была запрограммирована сложившейся вЕвропе системой союзов иагрессивной логикой милитаристской культуры.
Убийство вСараеве стало предлогом. Сумма структурных противоречий— экономических,культурных,цивилизационных— была такова,что ибез сараевского выстрела вызвалабы кризис,который,как гнев богов вгреческой трагедии,смертных язвит инеоставляет иного выбора,кроме самоубийства.
Американский политолог Ричард Лебоу поэтому поводу как-то заметил,что еслибы Карибский кризис разразился Третьей мировой,тоуцелевшие историки тоже потом писалибы оней,как онеизбежном результате холодной войны,гонки вооружений,борьбы двух мировых блоков засферы влияния,катастрофе— словом,воспроизвелибы стереотипную картину Европы начала ХХвека. Между тем,европейский «пороховой погреб» перед войной почему-то вполне успешно прошел через пять острых кризисов (два марокканских,1905–1906 и1911 гг.,итри балканских— 1908–1909,1912 и1913 гг.),что говорит скорее овысокой стрессоустойчивости тогдашней системы международных отношений.
Человеческих рук дело
Убританского историка Нила Фергюссона есть остроумное опровержение теории онеизбежности Первой мировой. Самым надежным видом инвестиций втовремя были государственные облигации. Война означала новые эмиссии,тоесть снижение цены уже выпущенных облигаций. Еслибы финансовые рынки предвидели войну,тоинвесторы стали мымассово скидывать эти ценные бумаги,надележе наблюдалось нечто противоположное. Даже Ротшильды,чьи банкирские дома вЛондоне,Вене иПариже уверенно держали руку напульсе европейской политики,оказались застигнуты врасплох.Фергюссон заключает:
Начало войны было предотвратимой политической ошибкой. Это был не«долгий путь ккатастрофе»,авсего лишь небольшой промах.
Ябы только поправил: непромах,аскорее случайное,носверхточное попадание вмишень. Убийство вСараеве было непредлогом,аважнейшей причиной войны,ибо оно открыло сразу три двери вбездну. Устранило эрцгерцога Франца Фердинанда— самого миролюбивого австрийского политика,категорического противника военных авантюр. Автоматически привело квласти вВене «партию войны»,дав ейлегитимный повод всамой жесткой форме потребовать отСербии сатисфакции. И,наконец,внушило германскому кайзеру иего канцлеру Теобальду Бетман-Гольвегу мысль,что вся вина ложится насербов,аесли Россия вмешается— товойну легко можно будет представить как оборонительную и,стало быть,справедливую. Это было критически важным условием для того,чтобы «продать» еесоциал-демократам,ведущей партии тогдашней Германии,чей призыв кзабастовке теоретически мог сорвать мобилизацию.
Одновременно «партия войны» взяла верх ивПетербурге. Еще всамом начале Июльского кризиса германский посол граф Пурталес заметил:
Необщественное мнение толкало русское правительство ковраждебному выступлению против Австро-Венгрии. Скорее тут работала небольшая группа лиц,старавшаяся ссамого начала обострить конфликт.
Той группой,которую один изсовременников назвал «злыми гениями войны»,в1920-х заинтересовался иБорис Шапошников,будущий маршал исам участник Первой мировой. Всвоем капитальном труде «Мозг армии» онпишет:
Едвали нужно доказывать,что различные Шиллинги,Базили,Трубецкие итому подобные энергичные молодые люди,кстати сказать неответственные низачто,сгоряча рубили лес,недумая отех щепках,кои полетят наравнинах Европы. Стремление «играть роль»,быть «участниками» великих событий мировой истории обуревало этих молодых людей.Вбылые времена «безумный» грек Герострат сжег храм Дианы. Инужно сказать,что роль таких «поджигателей» очень улыбалась чиновным дипломатам врасшитых золотом мундирах.
Боюсь,сегодня эти фамилии мало что скажут читателю,даитогда директор канцелярии министра иностранных дел барон Маврикий Шиллинг ивице-директор Николай Базили были несамыми яркими звездами набюрократическом небосклоне Петербурга. Амежду тем,инсайдеры отзывались оШиллинге,как очеловеке,который фактически больше руководит внешней политикой,чем сам министр Сергей Сазонов. Эти люди иподталкивали министра под руку.
Аналогичный «интимный кружок» существовал ивроссийском военном ведомстве. Онбуквально запару суток сумел обработать начальника Генштаба генерала Николая Янушкевича внужном ключе,сделав его главным лоббистом проведения всеобщей мобилизации,после чего Германия иобъявила войну России.
Яхорошо знал,что ни[военный министр] генерал [Владимир] Сухомлинов,нигенерал Янушкевич небыли настроены воинственно,итем более заражены германофобией,которой болели ещё унас молодые офицеры,—
пишет вмемуарах Сазонов,незамечая почему-то бревна всобственном глазу.
Такаяже группа,которую так иназывали— «молодые львы» (граф Иоган Форгач,граф Людвиг Александр Хойос,Александр Музулин фон Гомирье) сложилась вокруг главы австро-венгерского МИДа графа Леопольда фон Берхтольда. Икогда впоследний момент ему настол легла телеграмма Бетман-Гольвега спризывом пойти напопятный,именно Форгач иХойос заявили Берхтольду,что «ввиду настроения вармии инароде всякая приостановка начатых военных операций исключается». Нечего иговорить,что такиеже «молодые львы» подбадривали своим рыком иберлинских десижн-мейкеров.
Это явление неспецифически европейское. ВЯпонии есть специальный термин гэкокудзё,которым в1930-х именовали группу младших офицеров армии ифлота,подталкивавших старших начальников крадикальным действиям,требуя агрессивной внешней политики. Вэтом смысле Пол Вулфовиц иего команда,ставшие главными идеологами вторжения вИрак в2003 году ипревратившие его вполе боя на15 лет (а остатки ИГИЛ там невыкорчеваны идосих пор),являют собой образцовую американскую версию гэкокудзё.
Это иесть первый урок той мировой войны: когда вычитаете «Германия стремилась»,«Россия хотела»,«Австро-Венгрия думала»,тоненадо воспринимать это буквально. Решения принимал узкий круг конкретных людей,которых вкаждой стране можно пересчитать попальцам если недвух,тотрехрук. Ирешения они принимали неизтой экономической,военной,идеологической логики,которую им«подсказывают» историки,аисходя изсвоих представлений ореальности,которые сней пересекались лишь покасательной.
Летом 1914 года вВене,Берлине иПетербурге конкретные люди одновременно попали вклассическую «ловушку Фукидида»: мыпостепенно теряем преимущество перед потенциальным противником ипоэтому обязаны атаковать; если ужвойне суждено случиться,толучше использовать так удачно подвернувшийся кризис. Адальше логика военных союзов быстро вовлекла вконфликт идве оставшиеся страны— Англию иФранцию.
Европейскую цивилизацию обрушили отнюдь необъективные обстоятельства необоримой силы,адействия нескольких оставленных без «присмотра» персонажей,сэнтузиазмом взявшихся порулить мировой историей вручном режиме. Персонажей,осуществовании которых мыпорой даже недогадываемся. Увы,политические системы тогдашней России,Германии иАвстро-Венгрии дали имтакую возможность.
Безопаснее продолжать,чем прекратить
Первые два года мировой войны столицы ееучастниц были полны если инеэнтузиазма (тот испарился уже осенью 1914-го),топокрайней мере надежд. Генералы уверяли,что еще один рывок,еще одна операция— иобессиленный потерями враг рухнет. Кконцу 1916-го,когда вкрови игрязи захлебнулись игерманское наступление под Верденом,иангло-французское наСомме,появилось понимание,что война окончательно зашла втупик.
Именно вэтот момент появились несколько миротворческих инициатив,самой серьезной изкоторых стало обращение президента США Вудро Вильсона квоюющим державам: изложить условия,накоторых они готовы пойти намир,чтобы можно было начать посреднические переговоры. Новэтом-тоибыла загвоздка— вусловиях.
Самериканского континента все выглядело предельно ясно— стороны должны признать взаимные ошибки ивернуться кстатусу-кво.Себастьян Хаффнерписал:
Исходя изфактов,такой мир,основанный настатус-кво,былбы для Германии подарком небес.Но… Германия несмотрела нафакты,асмотрела насвои собственные желания ицели. Утакого состояния или психического заболевания есть название: потеря чувства реальности.
Впрочем,это относится нетолько кГермании. Британский историк Алан Тейлор показал,как тупик нафронте,поидее,должен был способствовать компромиссу,насамом деле работал против него. Вконце концов,что такое статус-кво? Немцы приняли заточку отсчета начертание линии фронта исовершенно непонимали,почему они должны освобождать захваченные территории Бельгии,Франции иРоссии без какой-либо компенсации. Нодля союзников,считавших себя жертвами неспровоцированной агрессии состороны Германии,даже довоенные границы невыглядели разумным компромиссом.
Посути,обе стороны боролись заодну итуже цель: выстроить такую систему безопасности,которая гарантировалабы невозможность новой мировой войны. Сточки зрения немцев,этого можно было достичь,только создавши несколько буферных зон (разумеется,под немецким протекторатом) между Германией и«зажавшей еевтиски» Антантой.
Сточки зрения союзников,лучше гарантией отновой мировой войны былобы жесткое наказание нападавшего,который должен был понести территориальные ифинансовые потери,дабы усвоить,что агрессия неокупается. Еслиже просто вернуться кстатус-кво (неговоря уже обуступках немцам каких-либо территорий),токто,вопрошали вЛондоне иПариже,поручится,что Германия через несколько лет,учтя ошибки кампании 1914 года,невозобновит войну,чтобы добить Францию?
После двух лет мировой бойни простое возвращение кграницам августа 1914 года было совершенно невозможно иповнутриполитическим причинам. Чтобы вести войну,необходимо было возбудить общественное мнение досостояния кипения,итеперь это пар самостоятельно вращал колеса военной машины. Несомненно,еслибы осенью 1916 года солдатам вокопах сообщили омире,тоихпервой реакцией былбы единодушный вздох облегчения. Ночерез день ународов неизбежно возникбы вопрос: азачто мыдва года умирали нафронте истрадали втылу? Пропаганда накачивала людей обещаниями,что эта война положит конец всем войнам,нокак возвращение кстатусу-кво могло служить тому гарантией?
При взгляде состороны военный тупик должен был вынудить стороны ккомпромиссу. Ноизнутри все виделось наоборот. Если решительная победа невозможна для одной стороны,тоона точно также невозможна идля другой. Зачем нам идти накомпромисс,если нас немогут победить? Ипоскольку,пишет Тейлор,«мир без победы ставил еще более страшные проблемы,чем бесконечная война»,политически безопаснее казалось продолжать воевать.
Тем более что кконцу 1916 года выяснилось,что увоенных пообе стороны фронта припасено еще поодному козырю. Германские адмиралы обещали запять месяцев задушить Англию голодом,если им,вопреки морскому праву,будет позволено будет вести неограниченную подводную войну. Авосходящая звезда французской армии генерал Нивель уверял,что раскрыл метод прорыва фронта,ивследующем году сего помощью погонит гуннов прямиком кБерлину.
Таков второй урок Первой мировой: тесамые люди,кто так смело начал войну,боялись последствий ееокончания больше,чем последствий еепродолжения. Аэто значит,что вовлеченным внее народам предстояло испить горькую чашу додна.
Одивный послевоенный мир!
Впоследствии наЗападе многие вспоминали туосень исокрушались обупущенном шансе,представляя,каким былбы «мир 1916 года». СРоссией без большевиков,сГерманией без Гитлера,сеще невыжавшей свой демографический ресурс допоследней капли Францией...
Да,этот мир оставалсябы суровым инебезопасным,нокакова альтернатива? Она хорошо известна. Российская элита расплатилась завойну повысшей ставке,германский истеблишмент сохранил хотябы жизнь,ноневласть. Заодно поихсчетам заплатили имиллионы людей,никакого отношения кпринятию решений неимевшие.
Ноиформальные победители наследующий день после триумфа обнаружили,что новая Европадля них нестала нибезопаснее,нилучше довоенной. Британия измирового финансового колосса превратилась взаурядную страну,обремененную долгами иколониальной империей,пошедшей вразнос без того поколения британской элиты,что полегло наполях Фландрии. Патриотический гимн «Правь,Британия,морями…» теперь звучал,как насмешка. Пол Джонсон пишет,что кначалу 1930-х Великобритания наобщем фоне стала более слабой морской державой,чем когда-либо свремен Карла II,при котором голландцы жгли английские корабли прямо вустье Темзы.
Что доФранции,тоиона скоро убедилась,что великой европейской державой ееделал союз сРоссийской империей,автоматически «уполовинивавший» силы Германии назападном направлении. Чехословакия иПольша оказались недостаточной ему заменой,асталинский СССР,нескрывавший желания продвинуть коммунизм вЕвропу,— сомнительной инежеланной. Войну французы изпоследних сил выиграли,нопотусторону Рейна попрежнему лежала 65-милионная Германия,жаждущая реванша иждущая своего часа.
Неудивительно,что,глядя навсе это,французский маршал Фердинанд Фош произнес свою знаменитую фразу:
Это немир,аперемирие на20 лет.
Его пророчество исполнилось споразительной точностью— от11ноября 1918 года до1сентября 1939-го прошло 20 лет,9 месяцев и21 день.